Отметим только, что идея отъёма и перевоспитания детей из "неправильных" семей с целью приобщения к цивилизации – не изобретение нашего времени, и к ней неизбежно ещё вернутся. Материнская любовь как и патриотизм - всего лишь инстинкты, мешающие прогрессу и плохо сочетающиеся с господствующей модой. Ребенок должен расти в той среде, в которой ему лучше – а что значит лучше, решат дипломированные специалисты издалека плюс общественное мнение.
Возможно, культуру аборигенов удастся отредактировать в будущем – как отредактировали мы древнегреческие мифы в соответствии с викторианской стыдливостью. Великолепные эллины практиковали рутинное детоубийство – в семье как правило не бывало больше троих детей (и одной дочери). Скудость пищи, необходимость деления земли между наследниками и приданого, абсолютная власть отца семейства и многое другое вело к выбрасыванию ненужных или слабых младенцев. Убить ребенка, пролить собственную кровь было несмываемым преступлением. Поэтому его оставляли погибать от голода или диких зверей, не привлекая мстительных эриний к родному порогу. Кровавыми жертвоприношениями пропитан каждый камень чтимых руин, и любовь мужей воспевалась величайшими философами как возвышенная и благородная страсть. Всё давно прошло и быльём поросло, и так ли важно из какой части тела возникла на самом деле прекрасная Афродита?
На самом деле патриотизм – не инстинкт, а норма социального поведения. Симпатия к родной культуре и её носителям, защита семьи и группы, любовь к определенному типу ландшафта, одухотворенному хозяйственной деятельностью и легендой настолько естественны, что их отсутствие воспринимается как патология. К удобству исследователя, патология эта чрезвычайно узко локализована на пространстве русскоязычных Интернета и СМИ. Вероятность встречи с английским экспатриатом, испытывающим триумфальное ликование при проигрыше британской футбольной команды, исчезающе мала. Очень немногие кубинские беженцы испытывают страстную ненависть к пальмам и океанским пляжам. И если существуют иранские политэмигранты, самоотверженно отдающие всё свободное время анализу невидимых миру нюансов отношений Ахмадинежада с аятоллой Хаменеи, мне пока они не попадались.
Все мы задавались вопросом: какой злой рок довлеет над этими несчастными, обреченными катить в гору всё разбухающий ком цитат и ссылок, свидетельствующих о неизбывной испорченности российской государственности? Забывшие о любви и работе, оторванные от свежего воздуха и солнечного света, сутками напролет долбят они по клавишам, приходя в экстаз от очередной находки. Каждое лыко идет в строку: мать отшлепала ребенка, Каин убил Авеля, Медведев съел сапог. Если отбросить очевидную фрейдовскую интерпретацию, следующее непосредственно за ней впечатление - громадность и и неисчерпаемость иррационального чувства вины, вытесняемого и замещаемого субъектом. Поистине грустное и ужасное зрелище, когда человек, явно терзаемый страхом и желанием непрерывно оправдываться всего лишь за небольшое перемещение по глобусу, пытается подвести под свои неконтролируемые позывы идейную базу – впрочем, любому психоаналитику это состояние хорошо знакомо. Оказывается, как я обнаружила, перечитывая Конрада Лоренца, русофобия имеет также эволюционное объяснение:
"Мы знаем на примере домашних животных и даже диких животных, разводимых в неволе, как быстро может наступить разложение форм социального поведения при прекращении видового отбора...Примечательно, что при этом наиболее уязвимы, по-видимому, самые дифференцируемые и исторически молодые механизмы. Старые универсальные побеждения, например к питанию и спариванию, очень часто обнаруживают при этом склонность к гипертрофии...такие типичные признаки одомашнивания как исчезновение мышц и замена их жиром с возникающим отсюда отвислым животом, или укорочение основания черепа и конечностей, обычно воспринимаются и в животном, и в человеке как уродство, в то время как противоположные признаки выглядят "благородно". Такова же наша эмоциональная оценка особенностей поведения, которые одомашнивание уничтожает или ставит под угрозу. Материнская любовь, самоотверженная и храбрая защита семьи и общества – инстинктивно запрограммированные нормы поведения, точно так же как еда и спаривание. Но мы определенно воспринимаем их как нечто лучшее..."
Немотивированная злоба, презрение и насмешка, вернее, выдавамое за неё стремление забросать оппонента гнилыми фактами относятся как правило к соотечественникам. Автора редко удаётся застать за обличением ирландцев, гордо несущих свой трилистник по всему миру. По странной случайности избегают его благородной ярости и граждане la belle France, и патриоты государства Израиль. Таким образом, навязчиво повторяющиеся пятиминутки ненависти способствуют не только разрядке, но и самоутверждению – отделению индивидуума от стада безучастных, погрязших в пороке овец – обитателей "этой страны" и не присоединившихся достаточно страстно к её клеймению козлищ. Последние объявляются страдающими органическим поражением головного мозга – неизлечимым патриотизмом. Как водится, дело обстоит с точностью до наоборот: "как показывает очень простой, но важный для социологии опыт, поставленный однажды на речных гольянах Эрихом фон Гольстом. Он удалил у одной-единственной рыбки этого вида передний мозг, отвечающий... за все реакции стайного объединения. Гольян без преднего мозга выглядит как нормальный, нормально ест, нормально плавает. И единственный отличительный признак в его поведении состоит в том, что ему безразлично, следует ли за ним кто-нибудь из товарищей, когда он выплывает из стаи. Таким образом, у него отсутствует "уважительное отношение к товарищам", свойственное нормальной рыбе..." (Конрад Лоренц, Так называемое зло)
Существует ещё одна теория о природе патриотизма: дескать, это оправдание любой пакости государства исключительно по причине кровной общности. К счастью, это типичный либеральный фантом, и как все подобные построения, в природе не встречается. Найдите мне человека, который скажет: "половина моей семьи погибла на фронте, остальные в лагере, но это мелочи по сравнению с арийским профилем/черными глазами/вологодским произношением нового президента/
Наконец, нам указывают на то, что патриотизм – форма невежества. Поскольку это определение в равной мере приложимо и к науке, и к искусству, и к морали – каждый здравомыслящий человек согласится с том, что наше знание это остров, окруженный океаном неведомого – мы с нетерпением ждём несущего свет откровения . В самом деле, если это чувство отжило и должно быть отброшено, что мы должны усвоить взамен его? Сознание религиозной общности всех людей, где нет ни эллина ни иудея? Новую мораль глобализма без границ? Бескорыстную любовь к человечеству, ставящую нужды острова Самоа выше собственных? Не даёт ответа! Из опусов эмигрантов я вынесла в основном указание на тождественность березок во всех полушариях (кстати, и это неверно, они разные). На опыте выяснется, что условно говоря, "правые" всего-навсего ярые индивидуалисты, любовь же распространяется исключительно на себя и ту социоэкономическую группу, к которой они бы хотели принадлежать. А страшный жупел патриотизма оказывается на деле коллективизмом, национальной идентификацей и бог знает чем ещё. Стоило ли огород городить?
Следует ли мальчику-аборигену стыдиться своего племени? Не больше чем нам перед гипотетическими инопланетянами – белкового строения и животного происхождения. Не больше чем мы стыдимся Парфенона, построенного детоубийцами и ценителями несовершеннолетних мальчиков. И если наши потомки пожелают спасать спартанских детей от child abuse в любящих семьях 25-го столетия, я к ним не присоединюсь. Врагов у Фермопил остановили отпрыски браков по родительскому сговору, патриоты своего полиса и убийцы илотов. Даже самый завзятый поборник прав человека не захочет жить в персидской деспотии, лишенной демократии, философии и атлетики.
Не будем пилить сук, на котором сидим, господа мои. Культура неделима, она - не конструкция, а растение. Уберите традиции, табу и унаследованные ритуалы – останется голая физиология, согласно которой перед вами лишь третья разновидность шимпанзе.
"Нынешняя искаженная форма либеральной демократии находится в кульминационной точке колебания. На противоположном конце, где маятник находился не так уж давно, были Эйхман и Освенцим, эвтаназия, расовая ненависть, геноцид и суд Линча. Мы должны понять, что по обе стороны точки, где остановился бы маятник, если бы когда-нибудь пришел в равновесие, стоят подлинные ценности, "слева" – ценность свободного развития личности, "справа"– ценность общественного и культурного здоровья. Бесчеловечны лишь эксцессы в любую сторону."
(Конрад Лоренц, Восемь смертных грехов цивилизованного человечества)
